– Разумеется, сударь, если вы считаете себяоскорбленным моим бесцеремонным вмешательством в разговор, я готов…

– Ну что вы, сударь, – ответил незнакомец. –Наоборот, я в вас сразу увидел воспитанного и любезного дворянина, и вашипобуждения достойны уважения…

Это было произнесено столь вежливо и доброжелательно, чтодаже искавший ссоры со всем миром д’Артаньян вынужден был убрать руку с эфесаотцовской шпаги – затевать ссору со столь любезным собеседником было бы недостойнодворянина.

– Увы, вы оказались правы, шевалье, – произнесламолодая дама с улыбкой, лишь подбросившей топлива в невидимый мирупожар. – Наша беседа и в самом деле не предназначена для чужих ушей…

Поскольку эти слова были произнесены дамой, д’Артаньян получилвозможность без малейшего ущерба для собственной чести выйти из непростойситуации: он поклонился насколько мог галантно и направился следом за хозяиномв обеденный зал, успев краешком глаза заметить, что незнакомец и миледи тожескрылись в гостинице.

Усаживаясь за стол и все еще пребывая во власти этих голубыхглаз, он нашел слабое утешение в мысли, что речь, вернее всего, шла отнюдь не олюбовном свидании. Все поведение и незнакомца по имени Рошфор, и голубоглазойдамы свидетельствовало, что дело в чем-то другом, – то ли чутье опытногоохотника подсказывало это, то ли д’Артаньяну яростно хотелось верить, чтообстоит именно так, а не иначе…

– Послушайте, любезный, – не вытерпел он, второпяхутолив первый голод ножкой утки по-руански. – Мне кажется, что я где-тоуже видел эту даму…

– Вполне возможно, ваша милость, – пожал плечамитрактирщик со свойственным его ремеслу философским видом. – Вам виднее…

– Вот только никак не могу вспомнить ее имени, –продолжал решительно д’Артаньян с выражением лица, казавшимся ему самому ужаснохитроумным. – Миледи, как бишь…

– Ну, ваша милость… – развел руками трактирщик стем же непроницаемым видом умудренного жизнью владельца заведения на оживленномтракте. – Если вы вспомнить не можете, я – тем более. Мне она своего именине называла.

– Но дама, безусловно, из знатных?

– О, это уж несомненно! – охотно подхватилтрактирщик. – Это уж сразу видно, ваша милость, в особенности ежели живешьна бойком месте вроде моего… Жизнь и ремесло научат разбираться в проезжающих.Верно вы подметили, дама из знатных. Ее привезла карета со слугами в ливреях,но не в этом только дело, конечно, не в карете и не в ливреях, нынче хватает итаких, кто то и это получает отнюдь не по праву рождения… Вашей милости недоводилось слышать историю о достопочтенном господине наместнике нашейпровинции и прекрасной мельничихе? Особа эта самого низкого происхождения, ноблагодаря щедротам господина наместника разъезжает…

– Черт побери! – рявкнул д’Артаньян. – Как высмеете сравнивать!

– Ваша милость, ваша милость! – заторопилсяхозяин. – Я и не имел такой дерзости, как вы можете думать… Просто к словупришлось… Так вот, к этой даме слуги обращались «миледи» – хотя я голову готовпрозакладывать, да и свое заведение тоже, что она не англичанка, а самая несомненнаяфранцуженка…

– Да, мне тоже так кажется, – сказалд’Артаньян. – Судя по ее выговору, она француженка.

– Быть может, ваша милость видели ее при королевскомдворе? – с самым простодушным видом поинтересовался хозяин.

Д’Артаньян хмуро воззрился на него, готовый при первомподозрении на издевку обрушить на голову хозяина бутылку анжуйского – благо табыла уже пуста, – но трактирщик смотрел на него невинным взоромнепорочного дитяти. Если издевка и наличествовала, то она была запрятаначересчур уж глубоко, и решительные действия были бы опять-таки ущербом длядворянской чести…

После недолгого размышления д’Артаньян, уже готовый былодать волю гасконской фантазии, переменил решение в последний миг.

– Мне еще не приходилось бывать при дворе, –произнес он твердо и решительно. – Как и вообще в Париже. Но могу васзаверить, любезный хозяин, что по прибытии в Париж немного времени пройдет,прежде чем я окажусь при дворе…

– Надо полагать, ваша милость, вам обещали придворнуюдолжность? – осведомился трактирщик.

Д’Артаньян вновь задумался, не почествовать ли ему его тойсамой опустевшей бутылкой, – но вновь натолкнулся на исполненныйневинности и крайнего простодушия взгляд, от которого рука поневоле опустилась.Начиная помаленьку закипать – теперь уже не было никаких сомнений, что хозяинхарчевни над ним издевается, – он все же удержался от немедленной кары.Ему пришло в голову, что он будет выглядеть смешно, затеяв практически наглазах у неизвестной красавицы миледи ссору с субъектом столь низкогопроисхождения и рода занятий. Вот если бы выдался случай блеснуть на ее глазахпоединком с достойным противником вроде Рошфора…

Смирив гнев, он решил, что лучшим ответом будет подобная женевозмутимость.

– Должности при дворе мне пока что не обещано, любезныйхозяин, – произнес он, бессознательно копируя интонации Рошфора. – Ноздесь, – он похлопал себя по левой стороне порыжевшей куртки, – лежатдва письма, которые, безусловно, помогут не только попасть во дворец, но исделать карьеру… Доводилось ли вам слышать имя господина де Труавиля?

– Простите?

– Ах да, я и забыл… – спохватилсяд’Артаньян. – Он давно переменил имя на де Тревиль…

– Капитан королевских мушкетеров?

– Он самый, – ликующе подтвердил д’Артаньян, видя,что трактирщик на сей раз не на шутку ошеломлен. – А приходилось ли вамслышать о господине де Кавуа?

– О капитане гвардейцев кардинала?

– Именно.

– О правой руке великого кардинала?

– Уж будьте уверены, – сказал д’Артаньян победнымтоном. – Ну так как же, любезный хозяин? Как по-вашему, способен чего-тодобиться человек, располагающий рекомендательными письмами к этим господам, илимне следует оставить честолюбивые планы?

– О, что вы, ваша cветлоcть… – пробормотал хозяин,совершенно уже уничтоженный. – Как же можно оставить… Да я бы на вашемместе считал, что жизнь моя устроена окончательно и бесповоротно…

– Не сочтите за похвальбу, но я имею дерзость именнотак и считать, – заявил д’Артаньян победительным тоном истого гасконца.

– И вы имеете к тому все основания, ваша милость…светлость, – залепетал хозяин. – Бога ради, не прогневайтесь, но язадам вам один-разъединственный вопрос… – Он поднялся с расшатанного стулаи откровенно присмотрелся к д’Артаньяну в профиль. – Не может ли оказатьсятак, что вы имеете некоторое отношение к покойному королю Генриху Наваррскому?Неофициальное, я бы выразился, отношение, ну вы понимаете, ваша светлость… Всемнам известно, как бы это поделикатнее выразиться, о склонности покойного короляснисходить до очаровательных дам, почасту и пылко, и о последствиях этихувлечений, материальных, я бы выразился, последствиях…